“ТРУДАМИ РУССКИХ ИНЖЕНЕРОВ...”

С этого номера мы начинаем новую серию рубрики “Морская коллекция”. Она будет посвящена истории и эволюции минно-тральных кораблей — области судостроения, где приоритет России общеизвестен и общепризнан. Цикл статей, рассчитанный примерно на полтора года, будет выходить под редакцией адмирала Николая Николаевича Амелько.

Из Мексиканского залива в залив Мобил и дальше в устье реки Алабама можно пройти только фарватером, пролегающим среди мелей, мимо оконечности узкой песчаной косы. Вот на ней-то южане и возвели форт Морган. Опасаясь прорыва противника в залив, они, кроме того, перегородили фарватер двумя рядами мин, оставив лишь узкий стометровый проход под самыми дулами орудий форта. У адмирала Фаррагута, командовавшего эскадрой северян, не было иной возможности, кроме прорыва именно в этом месте. По составленной им диспозиции первыми шли бронированные мониторы “Текумсе”, “Манхеттен”, “Виннебаго” и “Чикасу”; они своим огнем должны были связать орудия форта Морган и прикрыть таким образом шедшие следом деревянные корабли. Чтобы ни один из них не застрял в проходе из-за повреждений в машине, Фаррагут приказал сцепить их бортами попарно.

Однако утром 5 августа 1864 года строй эскадры быстро нарушился. Деревянные корабли обогнали тихоходные мониторы и попали под губительный огонь береговых батарей. Единственным спасением был стремительный выход из опасной зоны. Но тут Фаррагут, шедший на корвете “Харфорд” во второй паре, увидел, что головной “Бруклин” застопорил ход, загораживая проход всей колонне. На быстрый запрос адмирала о причинах остановки командир “Бруклина” ответил кратким сигналом: “Торпедо!” (так называли тогда в США мины заграждения).

— К черту торпедо! — проревел в мегафон Фаррагут.— Полный вперед!

Сразу же вслед за этими словами раздался сильнейший взрыв, и на глазах всей эскадры монитор “Текумсе”, напоровшийся на мину, стал быстро погружаться носом и в считанные минуты исчез под водой. Но Фаррагуту уже нельзя было отступать: обрубив тросы, связывавшие его с “Метакометом”, флагманский “Харфорд” ринулся вперед прямо по минному заграждению. Мины буквально скреблись о дно фаррагутовского корабля, но ни одна из них не взорвалась, и эта счастливая случайность в конечном итоге принесла победу северянам.

Но случайность ли?

Когда в Соединенных Штатах разразилась война между Севером и Югом, глава Морской обсерватории в Вашингтоне М. Мори подал в отставку и на следующий день появился в столице южан Ричмонде с великолепной идеей — планом защиты речных и морских портов южных штатов с помощью подводных мин. При этом он ссылался на опыт Крымской войны, в которой, по его словам, только новизна дела помешала русским морякам добиться выдающихся успехов. После года хождений по инстанциям Мори было выдано 50 тысяч долларов для организации военно-морской гальванической службы. И тут выяснилось: в южных штатах невозможно ни за какие деньги достать электрические провода!

Положение было настолько безвыходным, что Мори пустился на крайнее средство: он инкогнито появился в Нью-Йорке, чтобы через подставных лиц закупить материалы у своих же противников. Увы, затея эта провалилась, и свои первые минные заграждения ему пришлось делать на обрывках старого телеграфного кабеля, поднятого со дна Чесапикского залива.

Упрямый, задиристый Мори вызвал к себе такую неприязнь среди чинов морской администрации южан, что в 1862 году его поспешили спровадить в Лондон для закупки необходимых для минной войны материалов. Перед отъездом Мори передал дела лейтенанту Дэвидсону, на которого и легли все обязанности по боевому применению нового оружия.

В условиях жесточайшего дефицита на материалы Дэвидсон показал себя искусным импровизатором: он ухитрялся делать корпуса мин из осмоленных бочек, металлических труб, старых котлов и даже сифонов для газированной воды. Но из-за отсутствия электрических проводов 90% всех созданных в Конфедерации южных штатов мин были ударными. После установки такие мины делались практически неизвлекаемыми, а их боевая готовность неконтролируемой.

Это обстоятельство проливает свет на случайность, спасшую корабли Фаррагута при прорыве в залив Мобил. Оказывается, из 180 ударных мин, выставленных в две линии на фарватере, реальную опасность представляли лишь 46 — то были осмоленные бочки с чувствительными взрывателями. (На одной из них погиб злосчастный “Текумсе”.) Остальные 134 мины из жести и кровельного железа сильно заржавели и утратили способность взрываться.

Гражданская война в США впервые продемонстрировала миру грозную силу минного оружия. “Львиная доля потерь нашего флота,— заявил после войны морской министр северян,— приходится на долю торпедо!” И действительно, в боевых действиях от мин погиб 31 корабль, включая 7 броненосцев...

Новинкой морской войны между Севером и Югом стали попытки выработать контрминную борьбу. Так, северянами был создан прообраз современного тральщика — монитор “Юнион”, снабженный толкаемым плотом, с которого свисали со дна цепи и крючья для траления мин (1).

В этой же войне была предпринята и первая попытка боевого траления, окончившаяся, правда, для северян трагически. В 1864 году, во время попытки пройти вверх по реке Джеймс к Ричмонду, эскадра северян остановилась в устье. Вперед направили паровые катера и буксиры, которые тащили за собой противоминную сеть, протянувшуюся от берега до берега. Продвигаясь со скоростью полкилометра в сутки, импровизированные тральщики выловили множество ударных и гальваноударных мин, но на дне реки уцелела донная гальваническая мина, заложенная полтора года назад. Лейтенант Дэвидсон с батареей и замыкателем таился в прибрежных зарослях, ожидая своего часа. И когда в протраленный фарватер вошел паровой корвет “Коммодор Джонес” и оказался точно над миной, Дэвидсон подорвал заряд. Эффект был потрясающим; взрывная волна подняла машину и котлы на высоту десять метров, а весь корпус разлетелся на мелкие обломки.

По всей видимости, Мори гордился американскими успехами в минном деле, ибо 3 марта 1864 года русский военно-морской агент в Лондоне контр-адмирал Г. И. Бутаков конфиденциально сообщал морскому министру о том, что известный американский океанограф, офицер флота южан М. Ф. Мори сделал ему, Бутакову, чрезвычайно важное сообщение. Он предлагал продать русским ряд своих секретных разработок в области минного оружия. Чтобы убедить Бутакова в практической ценности новинок, американец “частным образом” продемонстрировал ему несколько опытов и приборов...

Материалы Мори и его английского компаньона Гольмса были доставлены в Петербург, где их рассмотрел комитет из семи специалистов. Основываясь на заключении этих экспертов, военное министерство в 1866 году решило “отклонить предложение г. Мори... уведомив его, между прочим, что русское правительство не пользуется предложениями его главным образом потому, что трудами русских военных инженеров разработан вопрос о подводных минах и выработано много средств к необходимым улучшениям по этой части”.

И в самом деле, первые опыты по взрыванию подводных фугасов на расстоянии были проведены в России еще в 1807 году. Инициатор этих испытаний полковник И. И. Фитцум, кроме огневых методов, разработал также схему электрического запала, состоявшего из двух электродов, между торцами которых закладывались кусочки металла и порох. Однако первый практический опыт электрического подрыва мин был осуществлен знаменитым русским военным инженером, изобретателем электрического телефона П. Л, Шиллингом. В 181 2 году, установив на берегу мощную гальваническую батарею, он подвел к подводной мине тонкий медный провод, изолированный шелком и смолой, и с его помощью поджег запал. Для сравнения заметим, что подобные опыты в Америке были проведены только в 1829 году, а в Англии—в 1837-м.

В 1839 году в Петербурге был организован особый комитет для разработки подводных мин и фугасных ракет, который привлек к своей деятельности крупного ученого-электротехника академика Б. С. Якоби. Создав мощные и надежные платиново-цинковые и медно-цинковые гальванические элементы, Якоби поставил дело на практические рельсы. Это позволило комитету на протяжении нескольких последующих лет определить наивыгоднейшие формы и размеры зарядов, безопасные расстояния и глубины установки, при которых взрыв одной мины не уничтожает соседние, а также исследовать действие взрывов на корпус корабля.

Испытания, проведенные 10 июня 1842 года на Малом Невском фарватере, доказали практичность и достаточно высокую эффективность нового оружия, но от членов комитета не укрылся один существенный недостаток гальванических мин. Дежуривший на берегу гальванер должен был вручную замыкать электрическую цепь, когда корабль противника окажется точно над миной. Уловить этот момент даже в обычных условиях было нелегко, а ночью, в туман или при значительном удалении мины от берега вообще невозможно.

Якоби задался целью устранить этот недостаток гальванических мин, придав им способность взрываться от соприкосновения с корпусом вражеского корабля. В гальваническую цепь между батареей элементов на берегу и взрывателем внутри мины был введен ударный замыкатель, состоящий из трех взаимонаклонных, полузаполненных ртутью трубок, в концы которых были впаяны медные контакты. В нормальном положении ртуть располагалась в нижних частях трубок так, чтобы не соприкасаться одновременно с верхними и нижними контактами. Благодаря этому цепь, связывающая батарею на берегу и взрыватель в мине, была разомкнута. Если же от удара корпуса вражеского корабля мина наклонялась, ртуть хотя бы в одной из трубок замыкала контакты, и происходил взрыв. А чтобы сделать минные заграждения безопасными для прохода своих кораблей, достаточно было обесточить их отключением батарей на берегу.

В середине прошлого века такие гальвано-ударные взрыватели были большим достижением, но, несмотря на это, минное оружие все еще оставалось далеким от совершенства. 9 февраля 1850 года в своем отчете морскому начальству Якоби писал:

“Опыты... показали, что наибольшая трудность состоит в способе погружения мин в воду и закреплении их на требуемой глубине. Чтобы проделать первое, совершенно необходимо особое устройство удобного для того судна”... Это — первое в истории упоминание о специальном корабле для постановки мин.

К летним испытаниям 1850 года в распоряжении Якоби уже находился прообраз минного заградителя — 18-весельный десантный катер (2), снабженный в носовой и кормовой частях помостами и краном с брашпилями, с помощью которых можно было спускать за борт гальвано-ударные мины через отверстия в помосте. Постановка с его помощью экспериментальных минных заграждений в целом оправдала надежды, и в 1851 году Якоби заключил свой отчет словами; “При огромном моральном влиянии, которое они производят на неприятеля, подводные мины принадлежат к самому действенному и вернейшему средству обороны”. Подтверждения этому мнению не пришлось долго ждать: в мае 1855 года объединенная англо-французская флотилия вошла в Финский залив, и академик Якоби возглавил постановку подводно-оборонительных минных линий на Кронштадтском рейде. За двое суток здесь было выставлено 200 мин, а в июне дополнительно устроили еще ряд заграждений на северном фарватере и в направлении к Лисьему Носу. В этих постановках участвовали пароходы “Владимир” и “Рюрик”. Всего за войну на рейде Кронштадта разместили 465 мин конструкции Якоби. Кроме них, в ходе Крымской войны использовались подводные фугасы и других типов. Так, у Свеаборга ставились мины системы штабс-капитана В. Г. Сергеева, у Ревеля — капитана Д. К. Зацепина, у Динамюнде — капитана Н. П. Патрика, на Дунае и Буге — донные мины конструкции поручика М. М. Борескова.

9 июня 1855 года английский пароходофрегат “Мерлин”, пароходы “Драйвер” и “Файрфлай”, а также французский корвет “Дассас” вышли на рекогносцировку. Идя Северным фарватером, “Мерлин” приблизился к русскому берегу, и в этот момент в носовой части фрегата раздался глухой взрыв. Корабль на мгновение остановился. “Волны закипели и разошлись в стороны со зловещим завыванием, и можно было подумать, что пароход будет поглощен этой бездной,— так описывал события очевидец.— Это, без сомнения, был взрыв одной из подводных адских машин, о которых столько говорили на протяжении года и первые опыты с которыми были произведены в присутствии императора Николая...”

Убедившись, что “Мерлин” не потерял хода, его командир Сулливан стал выводить свой корабль из опасных вод. Но через минуту грянул новый взрыв, потом еще один. “В этот раз я подумал, что “Мерлин” получил брешь и затонет в недалеком будущем,— вспоминал позднее французский адмирал Пено, находившийся на борту английского корабля.— Взрыв был настолько сильным, что находившийся на дне трюма и укрепленный крюками железный ящик с 300 кг сала был сорван и отброшен более чем на три фута”.

Заметив приближавшийся к “Мерлину” на всех парах “Файрфлай”, Сулливан дал ему сигнал немедленно удалиться, но как раз в этот момент перед носом приближавшегося корабля поднялся огромный столб воды, и грянул взрыв... Через месяц с небольшим—17 июля 1855 года— пароходофрегат “Мерлин” в сопровождении двух канонерок и французского парохода снова вышел на разведку, на этот раз районов Свеабор-га. и Гельсингфорса. Но едва лишь отряд кораблей появился у Свеаборга, на его пути взметнулись фонтаны подводных взрывов: завидев противника, защитники крепости включили береговую гальваническую батарею в цепь мин, а поскольку некоторые соединительные приборы оказались неисправными, произошли преждевременные взрывы. Обнаружив большое число мин, неприятель начал осторожно уходить. И хотя, как выяснилось, заряды русских мин оказались недостаточными для потопления английских кораблей, англофранцузское командование пришло к выводу о невозможности активных действий на Балтике и ограничилось морской блокадой Кронштадта.

Отсутствие желаемого результата—не только подрыва, но и потопления вражеских кораблей — стало предметом острых дискуссий среди офицеров русского флота... “Подводные минные работы на Балтике в минувшую кампанию,— писал в 1857 году в Морской ученый комитет штабс-капитан В. Г. Сергеев,— далеко не оправдали ожиданий правительства”. В сущности, ведь этот опыт свелся к подтверждению возможности воспламенения пороха под водой. Чтобы мина стала надежным и грозным оружием, считали молодые офицеры, необходима серьезная разработка как новых конструкций, так и новых принципов ее боевого использования. Эти взгляды разительным образом расходились с мнением самого крупного тогдашнего авторитета в минном деле — академика Б. С. Якоби, который, по его собственным словам, “не считал, что вообще конструкция гальванических мин может быть еще значительно усовершенствована”...

Увы, это было величайшее заблуждение. Как раз в то время, когда он писал эти слова, талантливый изобретатель поручик А. Давыдов внес первое важное усовершенствование в конструкцию гальванической мины. Он установил, что главной причиной слабого действия мин Якоби на вражеские корабли была не столько малая величина порохового заряда, сколько неудачная конструкция взрывателя. В самом деле, для полного сгорания порохового заряда требуется некоторый более или менее значительный промежуток времени. А при воспламенении его в одной точке газы, образовавшиеся в первые мгновения, разбрасывают основную массу заряда, которая разлетается, не успев сгореть. Для увеличения эффективности заряда Давыдов предложил пороховой взрыватель, где искра гальванической батареи инициирует 12 огневых лучей, одновременно зажигающих заряд в 12 точках. Это приводит к его более быстрому и полному сгоранию и, следовательно, к усилению взрыва. Но главной заслугой Давыдова было то, что он первый оценил перспективность пиротехнических мин, впоследствии в широких масштабах примененных во время Гражданской войны в Америке.

Как бы совершенны ни были гальванические и гальвано-ударные мины, их обязательная привязка к береговым источникам тока обрекает минное оружие на пассивное, оборонное использование. Пиротехнические же мины, не зависящие от расположения на берегу гальванических батарей, открывают новые возможности. “Не должно предполагать,— писал Давыдов,— что подводные мины служат только для обороны, напротив, они с большой пользой могут быть употребляемы при атаке”. Постановкой мин во вражеских водах даже отрицательное свойство пиротехнической мины — опасность обращения при извлечении из воды — превращается в достоинство: ведь извлекать их придется противнику. Скрытно выставляя минные банки, можно преграждать путь вражеским кораблям, запирать их в собственных базах, нарушать коммуникации и т. д.

На разработке компактных и надежных пиротехнических мин в эти годы сосредоточили свои усилия многие русские минеры — сам Давыдов, В. Яхтман, Н. Андреевский, Н. Попов и другие. К сожалению, консервативное начальство Инженерного ведомства осталось убежденным в чисто оборонительном значении минного оружия. Раздосадованный отсутствием поддержки Давыдов в 1867 году оставил минное дело и переключился на разработку способов управления артиллерийской стрельбой. Однако вспомнить о Давыдовском “маневрировании минами” заставила русско-турецкая война...

Летом 1876 года балтийские минеры, оборудовав канонерскую лодку “Опыт” грузовой стрелой, сократили время постановки одной мины с 20 до 5 минут, а уже в августе на Черное море был командирован крупный минный специалист контр-адмирал К. П. Пилкин для подготовки минирования рейдов южных портов. Он выяснил, что средства Военного ведомства недостаточны для быстрой постановки, и предложил оснастить стрелами для “бросания” мин пароходы морского ведомства “Инкерман”, “Прут” и “Сулин”, а также нанять для нужд флота мелкосидящие пароходы Русского общества пароходства и торговли (РОПиТ) и использовать паровые катера и шлюпки с судов, приготовленных к зимовке в портах. Благодаря этому минные службы Черноморского флота получили двенадцать ропитовских пароходов, три паровых катера и двадцать гребных судов. И первой боевой операцией Черноморского флота в русско-турецкой войне стала начавшаяся за несколько месяцев до официального объявления войны крупномасштабная минная постановка, как бы определившая весь характер грядущих боевых действий.

За два месяца—с 20 октября 1 876 года — в Одессе, Очакове, Керчи и Севастополе была выставлена 501 мина. К весне следующего года это число перевалило за 1 200: в Одессе 61 0 гальванических в четыре линии, в Севастополе 240 гальванических и 35 ударных пироксилиновых, в Балаклаве 23 гальванические, в Очакове 10 донных и 300 гальванических. А 27 сентября 1877 года капитан-лейтенант Диков воспользовался идеей Давыдова и впервые в истории искусно поставил на Дунае активное минное заграждение, на котором подорвалась и затонула турецкая канонерка “Сунна”. Эта операция положила начало настоящему русскому минному наступлению на Дунае, которое блокировало турецкие корабли в Рущуке и Никополе.

Г. СМИРНОВ, Вит. СМИРНОВ