Крейсер Память Азова, ПОВЕРЖЕНЫЙ, НО НЕ ПОБЕЖДЕННЫЙ

П. ВЕСЕЛОВ

Задолго до начала первой русской революции 1905-1907 годов большевики по указанию В. И. Ленина уделяли большое внимание организации вооруженных сил пролетариата. Их пропаганда в армии и на флоте особенно усилилась во время русско-японской войны. Вскоре эта работа принесла свои результаты.

Первым крупным выступлением было восстание на эскадренном броненосце «Князь Потемкин-Таврический» под Одессой, который, по образному выражению В. И. Ленина, так и «остался непобежденной территорией революции». За ним последовали восстания на крейсере «Очаков» в Севастополе, восстания солдат и матросов в Свеаборге, Кронштадте и на крейсере «Память Азова» вблизи Ревеля. Последнее выступление является одной из наиболее ярких страниц в истории революционной борьбы балтийских моряков.

...В мае 1906 года сознательная часть команды, «Памяти Азова» избрала для руководства революционной работой на крейсере судовой комитет, в который вошли: артиллерийский квартирмейстер Нефед Лобадин, баталер Степан Гаврилов, гальванер Петр Колодин, минер Алексей Осадчий, комендоры Афанасий Ширяев, Григорий Болдырев, Дмитрий Котихин и другие. На заседания комитета приезжал член Ревельского комитета РСДРП большевик Арсений Коптюх, которому было поручено руководство подпольной работой на судах учебно-артиллерийского отряда.

На кораблях отряда все чаще и чаще стали появляться революционные прокламации и газеты. Большевистская пропаганда находила живой отклик среди матросов. Члены судового комитета исподволь начали вести подготовку восстания...

...На крейсер пожаловал морской министр Бирилев.

- Азовцы! - крикнул министр, выпячивая грудь и стараясь придать себе молодцеватый вид. - Ваше судно - георгиевское судно. Вы, азовцы, в 1905 году удостоились похвалы его императорского величества... На вас все надежды самодержавия. Внутренний враг становится все нахальней... наглей... нужны верные силы отечеству, и я верю, что вы, азовцы, будете верны присяге и военному долгу.

Бирилев перевел дух и, собрав силы, неистово взвизгнул:

- Да здравствует батюшка-царь и матушка-Русь... Ура-а! Отозвались только офицеры. Команда безмолвствовала, она напряглась, ожидая сигнала к восстанию. Сигнала не было. Руки офицеров на револьверах. Офицеры бледны. У одного из мичманов дергается щека.

- Кто тут стоит? Русские люди? - восклицает министр и, быстро подойдя к матросской шеренге, тычет в грудь первого попавшегося моряка:

- Ты русский?

- Русский.

- Ты русский? - тычет он в соседа.

- Ты русский? - нервно перескакивает его палец в плечо стоящего во второй шеренге...

- Русский...

- Да здравствует русский народ. Ур-ра!

То же гробовое молчание. Министр побагровел. Мгновение казалось, что его хватит удар, и вдруг вся краска отхлынула с лица, он сгорбился и засеменил вниз по командирскому трапу.

Это произошло 14 июля, а 19-го...

На небольшую, окаймленную вековым сосновым бором бухту Папон-Вик (Хара-Лахт), что в 40 милях восточнее Ревеля, спустилась ночь. Безветренная, звездная, на редкость теплая для Балтики. На судах учебно-артиллерийского отряда загорелись корабельные сигнальные огни, прозвучал отбой.

Однако многим матросам крейсера «Память Азова» не спалось. В душном тесном помещении, находившемся в носовой части жилой палубы, шло собрание корабельной большевистской организации. Прибывший нелегально на крейсер член Ре-вельского комитета РСДРП Арсений Коптюх привез известие о событиях в Свеаборге и Кронштадте и требование партийного цеитра поддержать восставших. Обсуждение создавшегося положения проходило горячо и взволнованно. Слишком неожиданна была весть. Говорили о том, что, по слухам, на боевых судах арестованы революционные матросы и заменены гардемаринами. «Память Азова» мог остаться в одиночестве. Да и мыслимо ли овладеть судном, если все офицеры и кондукторы начеку?

Спор затянулся до полуночи. Не успели матросы разойтись, как появился старший офицер. Это ученик-комендор Тильман успел донести судовому священнику о собрании в таранном отсеке и присутствии постороннего человека. Тот немедля передал об этом корабельному начальству. Начался обыск. Вскоре Коптюх был обнаружен и арестован. При обыске у него нашли браунинг и патроны.

Пока командир отряда и командир крейсера совещались с офицерами, что делать дальше, руководитель большевистской группы крейсера Нефед Лобадин вновь собрал членов комитета и сообщил о случившемся.

- Не теряй времени, - заявил Петр Колодин. - Командуй!

- Правильно, - поддержал Дмитрий Котихин.

- Драконы не простят нам, - вставил Степан Гаврилов. - Нужно их опередить.

- Значит, к оружию, братцы! - твердо и уверенно сказал Лобадин. - Котихин, быстро на жилую палубу к ученикам! Костин пусть собирает артиллерию, Аникеев - машинную команду, Осадчий, вырубай динамо-машину!

На корабле погас свет. Воспользовавшись темнотой, матросы напали на часового, захватили несколько винтовок и ящик с патронами.

Тем временем командир крейсера приказал офицерам и кондукторам снести винтовки в кают-компанию. Но, когда около трех часов ночи они приблизились к пирамидам с оружием, матросы обстреляли их с верхней палубы из-за укрытий.

Хотя к восстанию готовились загодя, вспыхнуло оно преждевременно. Возбужденные арестом Коптюха, революционные матросы поднялись стихийно. Восставшие наступали с носовой части, укрываясь за машинными люками. Офицеры засели за штурманской рубкой. Пуля возмездия настигла предателя Тильмана, матросы освободили Коптюха. Вместе с Лобадиным он возглавил восставших.

Уже к четырем часам утра крейсер оказался в руках повстанцев. Захват его был произведен быстро и умело. В этом большую роль сыграли инициатива, смелость и недюжинные организаторские способности Нефеда Лухьяновича Лобадина.

С рассветом горнист сыграл «большой сбор». На верхней палубе мгновенно возник бурный митинг.

- Сейчас наш крейсер - это маленькая революционная республика, целое государство, - сказал Коптюх. - Но республикой надо управлять, надо выбрать свое революционное правительство. Нашему крейсеру предстоит еще большое дело. Надо, чтобы все было в порядке. Выберем матросский совет для управления кораблем, он заменит нам разгромленное царское офицерье... Я предлагаю выбрать 12 человек. Долой царя, долой правительство, ура! - закончил он свою речь.

- Ура-а-а! - разнеслось над палубой. - Ур-ра! Будет «Память Азова» памятна!

Матросы немедля избрали для управления крейсером командира - Нефеда Лобадина, и комитет, в который вошли Арсений Коптюх, Петр Колодин, Иван Аникеев, Тимофей Кузькин, Николай Баженов, Степан Гаврилов и еще пятеро. В Свеаборг, Кронштадт на корабли Балтийского флота полетели радиограммы, в которых крейсер извещал о восстании и призывал присоединиться другие суда. Под звуки «Интернационала» медленно поползло вверх красное полотнище.

Что делать дальше? Из Кронштадта и Свеаборга известий не поступало, отправляться туда без запасов угля и пищи было рискованно. Обсудив положение, судовой комитет решил прежде всего попытаться поднять восстание на других судах отряда, а затем двинуться в Ревель, чтобы соединиться с учебным кораблем «Рига» и получить поддержку рабочих Ревеля. Если же суда не примкнут к восстанию, идти одним в Ревель, запастись там углем и продовольствием, связаться с революционными организациями на берегу.

Утром 20 июля крейсер снялся с якоря и встал у выхода из бухты, чтобы не выпустить «Воеводу», «Абрека» и миноносцы, если они не захотят присоединиться к восстанию. Орудия приготовили к бою, крейсер дал сигнал кораблям следовать за ним.

Однако поднять восстание на остальных судах отряда не удалось. Офицеры подавили попытку матросов поддержать «Память Азова». Обстрел судов результата не дал. Механизмы их были приведены офицерами в негодность, команды спешно сведены на берег. Крейсер «Абрек» на полном ходу выбросился на берег. То же сделал и «Воевода».

Оставшись, в одиночестве, «Память Азова» под красным флагом, повторив революционный подвиг потемкинцев, взял курс на Ревель. Днем на горизонте появился транспорт «Рига». Крейсер устремился за ним. Но командир транспорта имел приказ во что бы то ни стало избежать встречи с мятежным крейсером, так как команда волновалась и сочувствовала азовцам. Около трех часов длилась погоня за «Ригой», уходившей на запад.

Неудача удручающе подействовала на многих участников восстания, особенно на колеблющуюся массу учеников-комендоров. Усилились сомнения в успехе начатого дела. Пока судовой комитет совещался, оставленные на свободе унтер-офицеры-кондукторы, большинство которых были выходцами из зажиточных крестьян, мечтавших пробиться в «ваше благородие», начали запугивать команду предстоящими расправами. Вместе с арестованными офицерами они исподволь стали готовить контрреволюционный мятеж.

В 5 часов вечера революционный крейсер бросил якорь на Ревельском рейде. Местные власти со страхом ждали его появления. Все войска и полиция города были приведены в боевую готовность. Вдоль побережья расставлены роты Царицынского полка, непрерывно патрулировали казаки. Власти запретили выход из порта судов и шлюпок, а рабочие и матросы, появляющиеся в порту, немедленно арестовывались.

Посовещавшись о дальнейших действиях, судовой комитет решил потребовать от властей под угрозой бомбардировки города присылки на крейсер продовольствия и угля. Кроме того, решено было отправить делегацию в Ревельский комитет РСДРП. В архиве сохранилась записка Коптюха Ревельскому комитету. В ней говорилось: «Дорогие товарищи! Сегодня в 3 часа мы восстали... Пока к нам никто не присоединился.

...Куда нам направляться, мы не знаем. Решили захватить город Ревель. Вы это решение хорошенько обсудите и дайте нам положительный ответ...»

Записка на многое проливает свет и объясняет причины, по которым члены комитета столь долго совещались в то время, когда были необходимы быстрые и энергичные действия.

В это время и начался поднятый кондукторами контрреволюционный мятеж. Испортив орудия и вооружившись, унтер-офицеры перетянули на свою сторону большинство учеников-комендоров и освободили арестованных офицеров. Революционеры дрались храбро и стойко, но они оказались в меньшинстве. В самом начале расправы был тяжело ранен Лобадин.

Кондукторы обратились к командиру порта с просьбой помочь им окончательно сломить сопротивление революционных матросов. Командир немедленно направил на крейсер две роты пехоты и отряд жандармов. Жандармы и солдаты избивали матросов прикладами, топтали ногами. Уже мертвого, Нефеда Лобадина искололи штыками.

Арестовано было 223 человека, в том числе Арсений Коптюх. Изувеченных побоями, с залитыми кровью лицами, в изорванной одежде матросов отправили в тюрьмы Ревеля: часть - в Вышгородский замок, а «особо опасных» - в казематы тюрьмы «Маргарита», из которой редко кто выходил живым.

В знак солидарности рабочие Ревеля объявили политическую забастовку. За торопливой подготовкой властей к суду над азовцами следила вся Россия.

30 июля начался суд особой комиссии, а уже 4 августа он вынес жестокий приговор. Арсений Коптюх и 17 матросов были приговорены к смертной казни, 12 осуждены на каторгу, многие направлены в тюрьмы и дисциплинарные батальоны.

Подсудимые молча выслушали приговор. Никто из них не просил пощады. Казнь была назначена на утро 5 августа. На рассвете осужденных одели в парусиновые лохмотья, связали им руки. Для расстрела назначили казаков во главе с жандармским ротмистром.

Во дворе тюрьмы, когда матросов привязывали друг к другу, они запели «Вы жертвою пали». Трагические звуки песни разбудили заключенных, в тюрьме поднялся шум, крики. Камера за камерой - вся тюрьма подхватила хорошо знакомые слова. Палачи заторопились и под усиленным конвоем повели матросов к месту казни в губернаторский сад.

Начали читать приговор. Но окончить чтение не удалось. Коптюх крикнул казакам: «Цельтесь в нас лучше, мы умираем за вас и за весь народ. Когда-нибудь и вы вспомните о нас».

Раздались залпы. Убитых и раненых второпях свалили на телегу, прикрыли рогожами и повезли к гавани, где погрузили на баржу, и буксир «Карлос» увел ее к острову Нарген. Здесь тела казненных бросили в море.

Вскоре после восстания «Память Азова» был переименован в «Двину». Только после Февральской революции кораблю было возвращено его старое, славное имя.

В Таллине, если подняться на Вышгород и через небольшой сквер пройти к башне «Длинный Герман», на стене ее можно увидеть мемориальную доску. На ней бронзовый барельеф военного моряка со знаменем. Ниже на эстонском и русском языках выбит текст: «На этом месте были расстреляны руководители и активные участники восстания революционных моряков крейсера «Память Азова» на Таллинском рейде 2 августа (20 июля) 1908 г.».

Дальше увековечены имена казненных.

Вечная слава героям революции!

Несмотря на поражение, восстание балтийцев сыграло важную роль в революционном движении страны. В те дни В. И. Ленин в статье «Перед бурей» писал: «Свеаборг и Кронштадт показали настроение войска... Настроение, по всем признакам, нарастает. Взрыв неминуем и, может быть, недалек... Мы стоим, по всем признакам, накануне великой борьбы...».

«Пусть сильнее грянет буря!».

Эта буря грянула в октябре 1917 года.